Холодной осенью однажды, в полдень,
Художник вынес на продажу полотно.
И каждый сам себе был волен
Остановиться у него.
А с полотна нагая незнакомка
В отчаяньи смотрела на людей,
Когда подшучивали громко
Студенты относительно грудей.
Не мог предвидеть всё художник,
Открыв свой холст с красавицей нагой.
Уж, право, лучше бы сапожник
Развесил башмаки для публики хромой!
Зарделась дева от стыда пожаром.
Как защитить ей от порочных взглядов честь?
Она могла бы стать тому наградой,
В ком благородство истинное есть!
Она смотрела из другого мира,
Где красота, изящество, душевный свет,
Где каждый может стать кумиром,
Вовек не зная горьких бед.
Но вдруг с её ресниц упали слёзы,
Она с улыбкой подняла глаза…
И люди замерли в различных позах,
Когда сверкнули с громом небеса!
Услышав в небе голос Божий,
Художник понял: «Это неспроста!..»
Но было поздно – образ нежный ожил
И вдруг сошёл с холста…
Босые ноги юной девы
Беззвучно оставляли след.
И женщина какая-то несмело
На плечи ей накинула свой плед.
И вдруг её не стало в этом мире!
Услышал Бог её мольбу!
И по подошве ног – до боли нежных –
Одна дорога лишь прочла её судьбу!
Убрал художник холст осиротевший,
Который белым стал, как будто мел,
И в горести ушёл весь поседевший,
Но жаловаться Богу не посмел!